О переводческих трансформациях-2

Очередной когнитивный диссонанс. Открыла давно не читанное "Последнее желание" Сапковского, и снова морщусь от вульгаризмов, которыми полны истории про Геральта. ИМХО, блатная феня уместна в новом русском детективе, но не в фэнтези, рядом с мечами и рунами. Даже если это фэнтези ироничная и модернизированная. Впрочем, мало ли что автору в голову придет. Поэтому залезла в оригинал, убедилась, что пан Сапковский ни сном ни духом, и решила тихо возмутиться в уютненькой. Написала было фразу "Сапковскому не повезло с русскими переводами", но на всякий случай отправилась узнавать, чем славен Евгений Вайсброт. Ну и переклинило. Потому что Вайсброт — это старая советская переводческая школа, а не троечник из литинститута постперестроечных времен. Лема переводил. Переводчиков вроде как учат, что у них нет права "улучшать" авторский текст. Но Вайсброт зачем-то снижает и вульгаризирует его не стесняясь. Добило то, что как раз за перевод "Последнего желания" он был номинирован на "Странника". То есть, он был номинирован вот за это:

1) "усек" ("zrozumiałeś", "ты понял")
2) "Как звать-то? Мне воще-то все равно как, спрашиваю не из любопытства" ("Imię jakieś masz? Może być byle jakie, nie pytam z ciekawości", "Имя какое имеешь? Может быть каким угодно, спрашиваю не из интереса")
3) "вся эта фигня" ("cała ta sprawa", "все это дело")
4) "но, по правде говоря, хрен что мог им сделать" ("ale po prawdzie to guzik mógłbym im uczynić", "по правде говоря, мало что мог им сделать")

Ну и т.д. У Вайсброта уже не спросишь, почему он хозяйничал в чужом тексте, а жаль.