Он не забывал также свой долг – долг художника высказать собственные убеждения, причем вопреки сопротивлению его страны и вообще недовольству всего военного мира. Уже осенью 1914 г., когда большинство писателей старалось в своей ненависти перекричать друг друга, брызгало слюной и лаяло, он написал знаменитую исповедь, в которой, подавляя остатки духовной ненависти к другим народам, требовал от художников справедливости и гуманности даже посреди войны – такая статья и в другое время могла возбудить недовольство и потянула за и против всю литературу.
Французские суперпатриоты, когда появилась эта статья, закричали так, как будто им в руку попало горячее железо. Роллан подвергся бойкоту своих старых друзей, книготорговцы не осмеливались ставить на витрины “Жана Кристофа”, военные власти сразу же предприняли против него меры – один за другим появлялись порочащие его памфлеты. [..] Ничто не могло его поколебать, никакие нападки, никакая подлость; он бесстрашно и ясно смотрел на мировое столпотворение [..] Благодаря ему впавшая в бешенство Европа сохранила совесть. Он не хотел давать никаких примеров, кроме одного: быть свободным и верным собственным убеждениям – даже против всего мира.
С. Цвейг о Р. Роллане
отсюда
Французские суперпатриоты, когда появилась эта статья, закричали так, как будто им в руку попало горячее железо. Роллан подвергся бойкоту своих старых друзей, книготорговцы не осмеливались ставить на витрины “Жана Кристофа”, военные власти сразу же предприняли против него меры – один за другим появлялись порочащие его памфлеты. [..] Ничто не могло его поколебать, никакие нападки, никакая подлость; он бесстрашно и ясно смотрел на мировое столпотворение [..] Благодаря ему впавшая в бешенство Европа сохранила совесть. Он не хотел давать никаких примеров, кроме одного: быть свободным и верным собственным убеждениям – даже против всего мира.
С. Цвейг о Р. Роллане
отсюда