Дежавю

И вот, в тот страшный день, когда, опустошенный бессонницей, я вышел на улицу, в случайном городе, и увидел дома, деревья, автомобили, людей, — душа моя внезапно отказалась воспринимать их как нечто привычное, человеческое. Моя связь с миром порвалась, я был сам по себе, и мир был сам по себе, —  и в этом мире смысла не было. Я увидел его таким, каков он есть на самом деле: я глядел на дома, и они утратили для меня свой привычный смысл; все то, о чем мы можем думать, глядя на дом.. архитектура.. такой-то стиль.. внутри комнаты такие-то.. некрасивый дом.. удобный дом.. — все это скользнуло прочь, как сон, и остался только бессмысленный облик, — как получается бессмысленный звук, если долго повторять, вникая в него, одно и то же обыкновеннейшее слово. И с деревьями было то же самое, и то же самое было с людьми. Я понял, как страшно человеческое лицо. Все — анатомия, разность полов, понятие рук, ног, одежды, — полетело к черту, и передо мной было нечто — даже не существо, ибо существо тоже человеческое понятие, — а именно нечто, движущееся мимо.

Это не Сартр. Это Набоков образца 1927 года, рассказ "Ужас". О влиянии речи быть (вроде бы) не может. Видимо, есть какой-то общий источник. Может быть, Кьеркегор. Для меня это пока загадка. Может, когда-нибудь руки дойдут разобраться, но не сейчас.

UPD Поразмыслив.
А может, никакой загадки и нет. Если принять описанное Сартром и Набоковым переживание как реальное, нутряное, то первоисточник искать смешно. Но я привыкла видеть в сартровских рассуждениях о предметном мире как "чудовищных и дряблых сгустках месива" только метафору. Такую экзистенциалистскую метафизику. Набоковский герой оговаривается, что испытал это состояние после бессонной ночи, и это заставляет поверить, что такой приступ ужаса (или "тошноты") действительно может иметь место. А если это не метафора, то не стоит удивляться, что подобные ощущения знакомы кому-то еще кроме Сартра (то есть Набокова).